Маннергейм и Петроград. Часть 3

Падение регента

21 июня парламент подавляющим большинством голосов принял в Финляндии республиканскую форму правления. В перспективе это означало президентские выборы, победа на которых Маннергейму отнюдь не была гарантирована.

А 27 июня в результате успешно проведенной десантной операции Красная Армия взяла Видлицу – главную базу «Олонецкой армии». Это событие стало переломным моментом, поставившим на грань срыва всю кампанию в Карелии. Финны начали поспешное отступление от Петрозаводска, военный министр Р. Вальден всерьез рассматривал посылку регулярных войск на помощь добровольцам, что фактически означало открытую войну с Россией. Но без согласия Антанты на присоединение российской Карелии или хотя бы её части к Финляндии такая мера была бы совершенно бессмысленна. Всерьез воевать за абстрактные счастье и свободу соплеменников без гарантий территориальных приращений Финляндия не намеревалась. Показательно, что уже 30 июня финляндское правительство утвердило программу, предоставленную марионеточным «Олонецким правительством», подразумевавшую вхождение в будущем Олонии в состав Финляндии.

Союзникам же вся эта ситуация с походом на Петроград начала надоедать. Генерал Гоф 28 июня сообщил в Лондон, что Маннергейм не сможет добиться от правительства и парламента полной поддержки без конкретных гарантий союзников и их материальной помощи. Гоф также интересовался, следует ли ему поддерживать «комбинацию Маннергейм – Юденич», поскольку она явно готовится без ведома финского правительства. А два дня спустя британский консул в Хельсинки Х. Белл направил в Форин Офис телеграмму, в которой называл Маннергейма «бессознательным орудием в руках егерей и Германии» и рекомендовал по всем вопросам, в том числе и о возможности похода на Петроград, соотноситься не с ним, а с правительством Финляндии. В результате 3 июля Гоф получил, наконец, ответ. Смысл телеграммы заключался в следующем. Британия не будет никак участвовать в операции против Петрограда, не будет подталкивать к ней финское правительство, но и возражать не будет. В принципе она будет довольна, если подобное предприятие увенчается успехом и даже готово обеспечить продовольствием Петроград, но оказывать поддержку финской армии снаряжением или деньгами не будет. Проще говоря, британское правительство заняло позицию в духе «делайте что хотите, а от нас отстаньте». Чуть позже в целом благосклонную позицию в отношении похода высказали и другие участники Антанты, но снабжать финскую армию также отказались.

Глава британской военной миссии в Финляндии и балтийском регионе генерал Хьюберт Гоф (1870-1963).

Между тем, сведения о Маннергейме – «бессознательном орудии егерей», если и не соответствовали действительности полностью, то определенных оснований лишены не были. После решения парламента от 21 июня Маннергейму предстояла борьба за власть, в которой поддержка наиболее радикальной части политической «тусовки» была отнюдь не лишней. Как регент, Маннергейм мог и не утвердить принятую парламентом форму правления, распустить парламент и правительство и назначить новые выборы. На этот период он фактически получал неограниченную власть и мог делать все, что ему вздумается. Казалось бы, Маннергейму выпал блестящий шанс реализовать свои замыслы, не оглядываясь на правительство и парламент. Праворадикалы увидели в этом замечательную возможность сохранить в стране монархию и реализовать-таки идею захвата Петрограда. Представители егерей и «активистов» 7 и 10 июля встречались с Маннергеймом, подталкивая его фактически к совершению государственного переворота, на который, по действующим финским законам, Маннергейм имел полное право!

Однако для этого Маннергейму нужна была поддержка хотя бы одной из парламентских фракций, чтобы он мог сформировать переходное правительство. Выбор пал на Коалиционную партию – самую правую из парламентских. Уже 14 июля Маннергейм собрал её представителей, сообщив им о своих планах и заявив, что «Освободительная война еще не закончена, она закончится за Петербургом», попутно сообщив всем интересующимся, что Англия, Франция, Италия и США поддерживают Финляндию в этом вопросе (что было, в общем-то, правдой) и обещают материальную помощь (что было ложью). В тот же день Маннергейм, наконец, соизволил ответить Колчаку на его телеграмму от 23 июня, выдержав свой ответ в столь же пафосных, но ничего не обещающих тонах. Из телеграммы следовало, что Маннергейм и большинство финского народа с сочувствием взирали на борьбу белых и все такое, сами жутко страдали от присутствия большевиков под боком и даже готовы двинуться на Петроград, но вот парламент не позволит без принятия «некоторых условий».

На внутриполитическом поприще Маннергейма ждал новый удар. Руководство Коалиционной партии три дня взвешивало все «за» и «против», но так и не пришло к единому мнению, о чем и сообщило Маннергейму 17 июля. Не получив поддержки, в тот же день регент утвердил республиканскую форму правления, а уже на 25 июля были назначены президентские выборы, которые в качестве исключения решено было провести не всенародным, а парламентским голосованием. И тут у Маннергейма шансов не было! Социал-демократы, имея 80 голосов в парламенте, отказались выдвигать своего кандидата, чтобы проголосовать единым фронтом против Маннергейма за кандидата от Аграрного союза и Прогрессивной партии. Выдвинувшие Маннергейма Коалиционная и Шведская партии оказались в явном меньшинстве. В последующие несколько ней правые развили бурную деятельность, стремясь, как минимум, путем уговоров и переговоров перетянуть на свою сторону Аграрный союз (это позволило бы практически уравнять шансы кандидатов), а в идеале уговорить конкурента Маннергейма, президента высшего административного суда К.Ю. Стольберга, сойти с предвыборной гонки. В офицерском корпусе армии и шюцкоре угрожали переворотом в случае неизбрания Маннергейма. В общем обстановка вокруг выборов раскалилась до предела. Но 25 июля выборы все же состоялись, и Маннергейм ожидаемо с треском проиграл их в первом же туре, получив всего 50 голосов – ровно столько, сколько могли выдать обе поддерживающие его партии вместе взятые. Маннергейм сложил свои полномочия.

Первый президент Финляндии Каарло Юхо Стольберг (1865-1952)

Избранный первый президент Финляндии К.Ю. Стольберг уже при своем вступлении на пост обозначил довольно резкое изменение финской внешней политики, провозгласив её целью мирное сосуществование с соседними странами и урегулирование отношений с ними дипломатическим путем. Одновременно финское руководство поспешило официально откреститься от последнего на тот момент сепаратистского детища периода маннергеймовского правления – т.н. «республики Северная Ингрия», вооруженным отрядам которой финское военное ведомство буквально в последние дни регентства выделило 500 винтовок и 8 пулеметов. Это образование появилась на свет в июне 1919-го в результате антисоветского восстания в нескольких приграничных деревнях на Карельском перешейке. «Республика» занимала площадь около 30 квадратных километров, но её руководство уже имело вполне наполеоновские планы по «освобождению» всей Ингерманландии. Откладывать их в долгий ящик не стали. 27 июля отряд ингерманландцев во главе с финским подполковником Ю. Эльвенгреном захватил еще несколько приграничных деревень, немедленно начав там расправы над просоветски настроенными жителями. Однако новый «освободительный поход» закончился быстро и бесславно. Население не спешило присоединяться к Эльвенгрену, а подошедшие части Красной Армии отбросили «освободителей» обратно на территорию непризнанной республики уже 31 июля. Новые финские власти по некоторым данным даже арестовали Эльвенгрена, однако если это и правда, то арест продлился очень недолго.

Советская Россия по понятным причинам уход Маннергейма только приветствовала. «Петроградская правда» 29 июля писала, что «политика провокаций, политика военных авантюр по отношению к России потерпела поражение в соседней с нами стране». Избрание Стольберга и в Великобритании встретили в целом положительно, поскольку считали, что с этим вероятность войны между Финляндией и Россией заметно снизилась. По той же причине и уход Маннергейма вызвал вздох облегчения у Форин Офиса. Впрочем, эти радужные оценки пока еще были преждевременными. Финское правительство окончательно не определилось со своей позицией относительно Советской России. Весьма интересны и показательны в этом отношении беседы русского барона Б.Э. Нольде, заехавшего в Хельсинки как частное лицо в начале июля, с несколькими государственными деятелями Финляндии, в том числе Холсти и Стольбергом (тогда еще членом правительства).

«Смысл их заявлений, в подробностях различных, был в основном совершенно однообразен. Сейчас настроение страны и руководящих политических сил не подготовлено к активному вмешательству в русские дела. Главная причина есть отсутствие какой-либо уверенности, что коренное и совершенно единодушное стремление страны сохранить независимость найдёт признание в той государственной России, помочь которой зовут Финляндию. Напротив того, царит убеждение, которое всячески раздувается большевиками и их друзьями, что эта Россия мечтает восстановить русское «иго»… Только безусловное и безоговорочное её признание со стороны государственных элементов России может создать те политические условия, при которых мыслим переход страны от обороны к наступлению на большевиков. Все остальные условия вмешательства о которых говорят, совершенно второстепенны и о них не трудно будет уговориться… На мой вопрос, как мыслят себе финны будущую оборону Петрограда и Финского залива при независимости Финляндии, ответ был один. Финляндия так мала, что не может угрожать восстановленной России, даже если бы хотела. Но она не может этого хотеть, потому что экономически целиком зависит от России и во всех отношениях кровно заинтересована в дружественных связях с нею… Одно, на что мне указывали, − необходимость торопиться с решением вопроса. Таков вывод из оценки финнами внутреннего состояния Совдепии, в котором они хорошо разбираются, и таково же требование обстановки в Финляндии, где могут оказаться у власти элементы, проповедующие мир с Советской Россией».

Борис Эммануилович Нольде (1876-1948), специалист в области международного права, историк. Осенью 1919 года принимал участие в переговорах с финнами в качестве представителя Колчака.

Как видно из этой цитаты, «голуби мира» в лице Стольберга и Холсти отнюдь не собирались категорически отказываться от «освободительной миссии», никак не связывая её с результатами предстоящих выборов. Несмотря на политические баталии внутри самой Финляндии, весь июль и начало августа финская дипломатия разными путями пыталась добиться от Антанты признания своих претензий на российские территории, но, в конце концов, потерпела полнейшее фиаско, как и сама Олонецкая экспедиция. Для Антанты интересы русских белогвардейцев, в которых видели будущую российскую власть, явно и очевидно превалировали над интересами финских националистов. Что любопытно, в тоже время британцы, устав бороться с непримиримостью Колчака, буквально шантажом вынудили русских представителей в Эстонии сформировать очередное, на сей раз северо-западное «правительство» во главе с С.Г. Лианозовым для того, чтобы оно признало независимость Эстонии. В итоге 9 августа финнам было разъяснено, что попытка оккупировать Олонецкую Карелию регулярными финскими войсками странами Антанты будет рассматриваться как casus belli. Такой поворот, безусловно, финские власти не устраивал и разрабатывавшийся еще при Маннергейме план второго олонецкого похода, для чего предполагалось завербовать еще три тысячи финских добровольцев, был окончательно похоронен. Финнам удалось лишь выторговать у англичан право на управление оккупированными ранее Ребольской волостью и Поросозером.

Все это, безусловно, не могло не радовать большевистское руководство, которое уже 11 сентября обратилось к Финляндии с предложением о нормализации отношений. Казалось бы, в свете сделанных Стольбергом заявлений и предпринятых шагов такое предложение должно было, как минимум, положительно быть встречено финским правительством. Но не тут-то было! Налаживать отношения с Советской Россией новое финское руководство спешило ничуть не больше, чем предыдущее. Все свои внешнеполитические шаги Финляндия делала с заметной оглядкой на позицию страны Антанты, и в первую очередь Великобританию. Бывший в то время министром иностранных дел Р. Холсти без обиняков писал, что «Финляндия делает все, что хочет Антанта».

Да и Маннергейм хотя и ушел в отставку, руки опускать пока не собирался. В войне нервов «Маннергейм vs Петроград» предстоял еще один раунд.

Генерал без армии

Антанта установление нормальных взаимоотношений между Финляндией и большевиками отнюдь не приветствовала. Союзники совершенно определенно поддерживали белое движение в России, а представители этого самого белого движения меньше всего были заинтересованы в заключении мира между Советской Россией и Финляндией. Да и внутри самой Финляндии силы, выступавшие против мирного соглашения с Советами, по-прежнему имели большой политический вес. Хотя финское руководство на данном этапе фактически отказалось от прямого военного вторжения в российскую Карелию в той или иной форме (помимо прочего, Финляндия банально не имела на это средств), отказываться от разжигания и поддержки карельского сепаратизма никто в финской правящей верхушке не собирался. Кроме того, довольно широко среди буржуазных парламентских фракций было распространено убеждение, что заключение мира с Советской Россией открыло бы путь большевистской пропаганде на Финляндию, которая нашла бы благодатную почву среди финских рабочих и могла бы даже привести к гибели финского государства. Третьим фактором были достигнутые русскими белыми осенью 1919 года военные успехи, поставившие большевиков на грань поражения. В таких условиях договариваться о чем-либо с Советами было бы, по мнению ряда крупных финских политиков, равносильно политическому самоубийству, а учитывая буйный нрав радикальных слоев общества, возможно и не только политическому. Финляндия тянула с ответом больше месяца, выясняя позиции стран Антанты и новообразованных прибалтийских стран. Только 16 октября советские предложения были вынесены на обсуждение финского парламента, где выступившие единым фронтом буржуазные партии отклонили их в тот же день.

Маннергейм незадолго до своей отставки с поста регента

Ну а что же наш герой? Ставший первым лицом государства Стольберг первое время имел намерение сохранить правительство Кастрёна в неизменном виде. Однако сам Кастрён неожиданно поставил условием продолжения своей работы назначение Маннергейма на пост главнокомандующего. Скорее всего, это было результатом влияния сторонников бывшего регента и «активистов», но мы сейчас не будем сейчас углубляться в дебри подковерной борьбы в финской политической элите. Стольберг ничего против такого назначения не имел, но Маннергейм выкатил президенту свои условия, на которых он согласится на новое назначение. Фактически он потребовал для себя широчайших полномочий, в частности подчинения ему не только армии, но и всего военного ведомства, и де-факто превращения армии в «государство в государстве», в дела которого финское правительство не должно было вмешиваться. В области политических требований Маннергейм считал непременным условием своего согласия заключение соглашения межу Финляндией с одной стороны и Колчаком и Юденичем с другой для скорейшей совместной ликвидации большевизма, а также… ну конечно же участия Финляндии в походе на Петроград!

На выполнение подобных требований ни один глава государства, конечно же, пойти не мог. Можете представить себе армию, в «дела» которой правительство страны не может вмешиваться? В результате Стольберг отказался от услуг Маннергейма в роли главкома. А вместе с ним и от правительства Кастрёна, поэтому 15 августа было сформировано новое правительство. Но все же президент попытался использовать в интересах Финляндии связи нашего фигуранта за границей, предложив ему должность финского посланника в Париже, однако Маннергейм отклонил предложение Стольберга.

Один из наиболее известных биографов Маннергейма, Вейо Мери, писал:

«Совершенно независимо от того, занимал ли Маннергейм официальный пост или нет, мысль о завоевании Петербурга не давала ему покоя. Это была великая задача его жизни. Выполнив её, он сыграл бы свою всемирно-историческую роль».

Эти слова как нельзя точно отражают весь внутренний смысл поступков и действий нашего героя на протяжении 1918–19 годов. И получив в итоге к концу лета 1919-го государственную должность «НИКТО», Маннергейм, ничуть не смущаясь, продолжал гнуть свою линию, будучи уверенным, что его авторитета в Финляндии будет достаточно для организации похода на Петроград.

Справедливости ради Маннергейм действительно и после своей отставки сохранял в Финляндии большой политический вес. Офицеры, открыто грозившие военным мятежом в случае поражения Маннергейма на выборах, продолжали спокойно служить на своих должностях. В финском правительстве бывшего регента не без основания считали неформальным лидером местных германофилов - забавное обстоятельство, с учетом личного негативного отношения Маннергейма к немцам, но что поделать, цель оправдывает средства… Британские дипломаты в Хельсинки и после отставки регента считали его «центральной фигурой» в Финляндии. Да и колчаковское правительство видело в Маннергейме серьезную политическую величину. Недаром прибывший в Хельсинки представитель Колчака Н.Н. Шебеко проводил в переговорах с Маннергеймом едва ли не больше времени, чем с действующим финским правительством.

6 сентября Маннергейм встретился с новым британским поверенным в Финляндии Г. Кеннардом и имел с ним длительную беседу, пытаясь убедить дипломата в том, что если английское руководство пообещает финнам материальную помощь и поддержку, он сможет организовать поход финской армии на Петроград даже без соответствующего решения правительства. Однако Кеннард, внимательно выслушав генерала, с деланным удивлением заметил, что на счет помощи финнам в этом вопросе британское правительство никаких заявлений не делало и никаких обещаний не давало. В отчете своему руководству он так же отмечал, что вне близких к Маннергейму кругов интервенционистские настроения не популярны и общим настроением здесь является то, что Финляндии лучше всего заниматься своими внутренними делами. Кроме того, Кеннард указал, что вокруг Маннергейма группируются сторонники прогерманской ориентации, среди которых много старших офицеров финской армии.

Сэр Говард Уильям Кеннард (1878-1955)

Последнее обстоятельство особенно болезненно воспринималось в Лондоне. Хотя Германия и потерпела поражение в первой мировой войне, её позиции в балтийском регионе оставались достаточно сильными. Дошло до того, что в апреле 1919-го немцы организовали переворот в Латвии, свергнув проанглийское правительство Ульманиса и заменив его на прогерманское. В начале сентября Германия развила заметную активность и в отношении Финляндии. Немецкий посланник в Хельсинки и командующий немецкими войсками в Прибалтике фон дер Гольц на пару убеждали финское руководство в необходимости предпринять интервенцию в Россию и взять Петроград. Неудивительно, что упорно добивавшегося того же Маннергейма в Лондоне начали воспринимать чуть ли не как немецкого агента влияния.

Что касается позиции собственно финского правительства по данному вопросу, то его предельно четко изложил в беседе с тем же Кеннардом 14 сентября глава финского МИД Холсти. Последний без обиняков заявил британскому дипломату, что если Антанта и дальше будет занимать невнятную позицию в отношении возможного похода финнов на Петроград, то германофильские круги и Маннергейм пойдут на сотрудничество с немцами для борьбы с большевизмом и тогда Финляндия может снова уйти в прогерманский лагерь. Чтобы избежать этого, действующее финское руководство готово (конечно же, «крайне неохотно», поскольку нынешняя финская политика – «политика неучастия в интервенции» и т.д. и т.п.) предпринять такой поход в сотрудничестве с союзниками. Для этого Финляндии нужны:

а) Займы;

б) Помощь снаряжением, оружием и боеприпасами;

в) Четкие обязательства от Антанты, что она будет добиваться от будущего правительства России признания финской независимости.

«На этой базе теперешнее правительство, если на него будет оказано давление, согласилось бы на интервенцию в Россию».

Иными словами, финны буквально просили «надавить» на них, подкрепив «давление» обещаниями поддержки перед бывшей метрополией и весомой материальной помощью, и тогда Финляндия поступиться своими моральными принципами и таки даст согласие на противный её убеждениям поступок. Забавно, что при этом ярый англофил Холсти практически игнорировал французского поверенного, как будто все решения Антанты целиком и полностью зависели главным образом от Британии. Между тем, Франция по вопросу финской интервенции в Россию занимала куда более благожелательную позицию, нежели Англия, хотя и не заявляла о ней официально.

Но вернемся к Маннергейму. Не сумев добиться ничего определенного от британского посланника, наш герой решил отправиться в Париж и Лондон, чтобы там лично убедить руководство союзников в крайней необходимости наступления финнов на Петроград. Уже 17 сентября бывший регент в очередной раз покинул Финляндию, опубликовав перед отъездом очередное «политическое завещание», в котором напрямую увязал степень интереса союзников к Финляндии с вопросом о том, насколько бескомпромиссно Финляндия будет бороться с большевизмом. Маннергейм уехал за границу как частное лицо, но с намерениями вполне себе государственного масштаба. И это стало его большой ошибкой.

В Париже Маннергейму вроде бы сопутствовал успех. Премьер-министр Ж. Клемансо и верховный главнокомандующий маршал Ф. Фош полностью разделяли стремление некогда русского генерала «раздавить гадину большевизма» прямо в её логове и активно подзуживали на этот шаг и финское правительство. Но, к несчастью для Маннергейма, Франция в этот момент четко следовала в кильватере британской политики и никаких самостоятельных гарантий или помощи предложить финнам не могла. А как к Маннергейму относились британцы выше уже было сказано, в результате чего его миссия нашла понимание лишь у единичных представителей британской правящей элиты, в частности у сэра У. Черчилля. Несмотря на прохладный прием, Маннергейм единым фронтом с находившимися в Париже представителями русского белого движения Савинковым, Сазоновым и некоторыми другими пытались «растормошить» британцев и добиться от них хотя бы материальной помощи (Маннергейм не совсем честно уверял русских, что фактически единственная загвоздка для выступления финнов – отсутствие средств на военную компанию). Эпопея продолжалась до начала ноября, когда английское правительство, несмотря на ходатайство Черчилля, дало Маннергейму отрицательный ответ по вопросу о предоставлении займа. Разные комбинации, предлагавшиеся с той же целью русскими белогвардейцами (например, выдача займа из средств, переданных большевиками Германии по Брест-Литовскому миру и затем оказавшихся в Великобритании) понимания и поддержки у англичан тоже не встретили.

Сэр Уинстон Леона́рд Спе́нсер Черчилль (1874-1965), совмещавший в 1919 году должности военного министра и министра авиации, оказался одним из немногих крупных британских политиков, разделявших точку зрения Маннергейма.

Интересно отметить, что в то же время одна из ведущих британских газет, «Таймс», активно агитировала финнов за вмешательство в гражданскую войну в России и даже посвятила этому несколько своих передовиц в конце октября – начале ноября. В результате у стороннего наблюдателя, не вхожего в британские правящие круги и не знакомого с их позицией, складывалось устойчивое ощущение, что Великобритания даже оказывает давление на Финляндию для того, чтобы подвигнуть её к походу на Петроград.

Британская дипломатия рассматривала вопрос с участием финнов в походе на Петроград главным образом через призму отношений с побежденной, но не уничтоженной Германией. И в Лондоне опасались, что интервенция финнов в Россию может запустить цепь событий, которые, в конце концов, приведут к прямому вмешательству в войну германских войск в Прибалтике и серьезному усилению германского влияния не только в Финляндии, но и в России. В частности, в качестве одного из вариантов развития событий рассматривалось обращение финнов за военной помощью к немцам в случае неудачного развития интервенции. Поэтому британцы осенью 1919 года не только не проявляли ни малейшего интереса к усилиям Маннергейма, но и активно воздействовали на финское правительство в том духе, что ему не следует ввязываться в сомнительные авантюры с непредсказуемым финалом.

Помимо несогласия Великобритании финансировать операцию против Петрограда, вторым серьезным сдерживающим фактором по-прежнему оставался отказ правительства Колчака давать какие-либо обещания относительно независимости Финляндии. При этом русские белогвардейцы активно давили на финнов, чтобы подтолкнуть их к выступлению. Особенно ратовали за вступление Финляндии в войну представители правительства Северной области во главе с генералом Е.К. Миллером. Экспедиционные войска Антанты готовились к эвакуации с русского севера, что ставило белогвардейские силы в регионе в крайне щекотливое положение. Противоборства с Красной Армией один на один они бы попросту не выдержали (что и показала практика несколькими месяцами позже).

Финское же правительство на данном этапе гораздо больше заинтересовал вновь поднятый вопрос о Карелии, поскольку считалось, что силы как красных, так и белых целиком заняты под Петроградом и появился хороший шанс «взять» вожделенную территорию. 13-14 октября в Хельсинки прошел съезд разномастных карельских комитетов и «правительств», который направил финскому правительству просьбу об оказании немедленной помощи в «освобождении» карел и ингерманландцев. Но внешнеполитическая комиссия парламента 18 октября отклонила идею очередного «освободительного похода» в Восточную Карелию, однако решила усилить гарнизоны в захваченных ранее районах, а при удобном случае захватить и Кандалакшу. По поводу же Петрограда было решено занимать прежнюю пассивную позицию.

К середине октября успехи белых оказались настолько впечатляющими, что во всем мире уже принялись отсчитывать последние дни правительства Ленина. Деникин, наступавший на Москву, 13 октября взял Орел, Юденич находился на ближних подступах к Петрограду. Финское правительство в сложившихся условиях оказалось в довольно щекотливом положении. Ведь никаких гарантий независимости ни от Колчака, ни от Антанты, Финляндия так и не получила. Единственным из русских «правительств», признавших её было спешно сформированное в августе англичанами в противовес немецкой администрации в Прибалтике «Северо-западное правительство» Лианозова. Но само это «правительство» не признавал даже Колчак, поэтому ценность его деклараций была близка к нулю. Более того, уже 18 октября Колчак через Юденича назначил свое собственное правительство северо-западной области, словно подчеркивая, что ни в грош не ставит Лианозова и Ко. Офицеры армии Юденича снова не стесняясь говорили о походе на Финляндию после взятия Петрограда.

Тем не менее, для демонстрации своей лояльности англичанам и русским белогвардейцам финны присоединились к морской блокаде Советской России и приняли участие в операциях британского флота в Финском заливе силами своих береговых батарей и авиации, правда участие это было скорее символическим из-за слабости финской армии. В ночь на 22 октября правительство Веннолы приняло решение ввести в действие предварительные планы мобилизации (очевидно, в том числе и для защиты от будущих «победителей»). Вновь активизировались ингерманландские отряды под командованием «арестованного» Эльвенгрена.

Юрьё (Георгий Евгеньевич) Эльвенгрен (1889-1927), военный и политический лидер самопровозглашенной «Республики Северная Ингрия». Бывший русский офицер, Георгиевский кавалер, участник первой мировой войны. В финской армии с 1918 года, к 1919 году дослужился до звания полковник. Активный участник антибольшевистского движения, в 1920-е годы занимался организацией диверсионной и террористической деятельности на территории Советской России. В 1925 году арестован на территории СССР и в 1927 году расстрелян.

Однако уже в начале третьей декады октября положение белых под Петроградом начало стремительно меняться не в их пользу, и представители Юденича и Колчака вновь зачастили к финнам. Белогвардейцы даже обратились с письменным обращением о помощи, впрочем, по-прежнему ничего конкретного не обещая взамен, кроме возмещения расходов, связанных с интервенцией. Не останавливались они и перед откровенным шантажом и угрозами. Так, 21 октября член русского комитета в Париже Б.В. Савинков через финского посланника «рекомендовал» правительству Финляндии немедленно оказать помощь Юденичу, поскольку если белые возьмут Петроград сами, ни Антанта, ни Германия не спасут страну от русских притязаний.

Понимая, что его мечты уходят в песок, Маннергейм предпринял совсем уж неджентльменский шаг. 25 октября он направил бывшему премьер-министру Л. Ингману телеграмму, в которой сообщил, что Франция, как он якобы узнал, намерена предоставить заем на 30 млн. фунтов стерлингов при условии немедленной интервенции в Россию. Ингман с этим письмом отправился к Стольбергу, но президент решил для начала дождаться официального подтверждения, которого, естественно, не последовало. Провокация не удалась. Тогда 28 октября Маннергейм написал открытое письмо Стольбергу, в котором угрожал Финляндии некой ответственностью, которую Европа и Россия возложат на неё в случае поражения белых, если Финляндия не вмешается, и вопрошал: не обвинит ли потом человечество (!) финский народ в малодушии?

Несмотря на стремительно ухудшавшееся положение на фронте, разномастные белые «правительства» бывшему регенту тоже не помогали и вели себя крайне непоследовательно и бестолково. В частности, протест штаба Юденича вызвало то обстоятельство, что финны назвали обращение к ним «просьбой», а не «предложением» … Тем не менее, 30 октября под давлением обстоятельств Юденич «сломался» и запросил Колчака, может ли он заключить соглашение с финнами на основании договоренностей, заключенных ранее с Маннергеймом и упирая на то, что независимость Финляндии – свершившийся факт и нужно это признать. Колчак ответил только 4 ноября, сообщив, что готов вести переговоры с финнами и даже прислать официального представителя в Хельсинки, но дальше пойти не считает возможным. Финнов такое положение, естественно, не устраивало, и они отклоняли предложения белых одно за другим, ссылаясь на позицию парламента и отсутствие средств. Явно с подачи белоэмигранского русского комитета, на Финляндию в этом вопросе пыталась давить и Франция, но исключительно на словах, не делая никаких официальных заявлений. Однако, поскольку Англия была против интервенции, а США заявили о том, что они не собираются воздействовать на правительство Финляндии в ту или иную сторону, позицию Франции финны попросту игнорировали.

Пока Маннергейм обивал пороги европейских «сильных мира сего», его влияние в самой Финляндии заметно ослабло. В стране разгорался правительственный кризис. Назначенное в середине августа 1919 года новое правительство Ю. Веннолы в конце октября начало подвергаться яростным нападкам со стороны правых партий за якобы неуместные консультации с прибалтийскими «государственными образованиями» о советских мирных предложениях. Уязвленный Веннола поставил вопрос о доверии правительству перед парламентом, чем и решили воспользоваться интервенционисты, чтобы свалить чересчур «миролюбивый», по их мнению, кабинет. Главную ставку они делали на… социал-демократов, которые по традиции должны были высказать недоверие буржуазному правительству. Однако социал-демократическая фракция попросту устранилась от участия в голосовании, состоявшемся 30 октября. Депутаты же буржуазных фракций хотя и не подавляющим, но уверенным большинством (70 против 44) выказали поддержку правительству Веннолы и его курсу. Фактически это означало полное поражение не только самого Маннергейма, но и его сторонников в Финляндии. На бывшего регента же за его упорство и нелепые провокации посыпалась критика не только со стороны социал-демократов, но и от правоцентристских партий. Можно сказать, что в первой декаде ноября 1919 года мечты Маннергейма въехать на белом коне в освобожденный им Петроград были похоронены окончательно и бесповоротно.

Юхо Хейкки Веннола (1872-1938)

В начале ноября финское правительство окончательно потеряло интерес к интервенции против Петрограда, хотя эта идея еще несколько раз периодически всплывала в виде разных абстрактных проектов соглашений. 5 ноября финское правительство официально ответило на последний запрос Лианозова о помощи, сообщив последнему, что «искренне сочувствует» и делает все возможное для оказания Петрограду возможной экономической помощи, но принять участие в совместных военных действиях не может по причине отсутствия гарантий независимости и помощи со стороны Антанты.

Финские интервенционисты в течение всего ноября предпринимали попытки сформировать крупную армию из добровольцев, требуя у правительства вооружить её, но поддержки не нашли и к концу месяца всякие разговоры о походе на Петроград в Финляндии замерли окончательно. Русские белогвардейцы, со своей стороны, обещаниями и посулами весь ноябрь не прекращали попыток все же втянуть финнов в войну. Но финское руководство увлеченно занялось «карельским вопросом», плетя интриги и настраивая население северной Карелии против… правительства Миллера. В ноябре Миллер узнал об этом и разорвал отношения с Хельсинки, выслав финского консула из Мурманска. А в январе 1920-го прекратила существование и армия самого «верховного правителя» России А.В. Колчака. Русским белогвардейцам стало не до походов на Петроград, и для финнов этот вопрос окончательно отпал сам собой. В советско-финляндских отношениях начинался новый этап, завершившийся подписанием в Тарту мирного договора в октябре 1920 года.

Последним, кто предложил финнам атаковать Петроград во время гражданской войны в России, судя по всему, в декабре 1919-го был военный министр Эстонии. По мнению эстонского «стратега», это... укрепило бы позиции Эстонии на мирных переговорах! Понятно, что подобное предложение заинтересовало Веннолу и Стольберга не больше, чем идея выпрыгнуть из окна здания парламента вниз головой. Эстонскому «ястребу» в вежливых дипломатических выражениях посоветовали искать дураков в своей деревне.

Маннергейм же до конца 1919 года все еще жил остатками иллюзий относительно своего места и роли в борьбе с большевизмом. Он ездил в Лондон, Париж, Варшаву в надежде добиться санкции и финансовой поддержки Антанты для организации некоего антибольшевистского похода во главе с ним, но, вероятно, именно они окончательно и подкосили его веру в успех подобного предприятия. По крайней мере, когда в начале 1920 года к нему в Варшаву прибыли представители оставшихся его сторонников в Финляндии с предложением возглавить некие российско-финляндские добровольческие силы для похода на Петроград, или даже вернуться в Финляндию и организовать государственный переворот, Маннергейм отказался и уехал из Варшавы в Западную Европу. Возглавлять очередную химеру ни сил, ни желания у него не было.

Маннергейм после фиаско с исполнением своей «всемирно-исторической роли» на десять лет фактически исчез из политической жизни, посвятив себя общественной работе, путешествиям и прочим атрибутам светской жизни. Финляндия так и не выступила активно против Советской власти в России, хотя как могла вставляла ей палки в колеса. По сути, обуздать гипертрофированные амбиции Маннергейма удалось только англичанам, категорически отказывавшимся в любой форме поддерживать или спонсировать его проекты захвата Петрограда. Между тем вмешательство финнов, безо всякого сомнения, решило бы судьбу если не всей большевистской революции, то Петрограда, как её центра – наверняка. В.И. Ленин по этому поводу прямо писал:

 «Нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи Финляндии или – немного более – помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда».

 А это, по его же словам, «наполовину судьба Советской власти в России». Таким образом, оставшись в стороне, Финляндия таки сыграла свою «всемирно-историческую роль», правда отнюдь не такую, о какой мечтал Маннергейм. 

Маннергейм и Петроград. Часть 1

Маннергейм и Петроград. Часть 2

Маннергейм и Петроград. Часть 3