04 марта 2023
1296
Ещё в 1918 году перед молодой Советской властью встала проблема регулярной связи с Туркестаном. Центру было необходимо знать о положении на Туркестанском фронте, в Туркестане же была острая необходимость в военной технике и боеприпасах, а главное, в координации планов.
В январе 1919 г. красный военный лётчик 11-го разведывательного авиационного отряда Иван Герасимович Савин совершил перелёт на самолёте Сопвич из Самары в Сызрань, для доставки аппарата эмиссару Александру Александровичу Шаврову, которому было поручено наладить связь с Туркестаном. Задание было выполнено, красвоенлёт Шавров вылетел в Туркестан.
В мае 1919 года в составе 11-го разведывательного авиаотряда было сформировано авиационное боевое звено особого назначения. 11-й разведывательный авиаотряд дислоцировался тогда в Самаре, аваизвено особого назначения в Сызрани. Командиром авиазвена был назначен красвоенлёт Вячеслав Степанович Рутковский, врид комиссара военлёт Иван Новиков. В звене особого назначения служили красвоенлёты Иван Адольфович Буоб, Борис Константинович Веллинг, Михаил Павлов, Константин Тихомиров, Владимир Матвеев.
Лётчики, летчики-наблюдатели и мотористы авиазвена неоднократно совершали перелёты из Сызрани в Оренбург. 6 июля 1919 г. красвоенлёт Буоб получил задание после Оренбурга лететь дальше, на железнодорожную станцию Челкар (ныне Шалкар) Ташкентской железной дороги.
Буобу и старшему мотористу Якову Ревенкову были выданы «весьма секретные удостоверения» о перелёте «особо государственной важности» Сызрань – Оренбург – Советский Туркестан и обратно на самолёте Эльфауге № 105. На следующий день Буоб и Ревенков вылетели из Сызрани и через 3,5 часа полёта приземлились в Оренбурге. Дальнейший полёт был задержан, и на станцию Челкар Иван Буоб вылетел только 16 июля. После 4-х часового полёта лётчик, предварительно сделав несколько кругов над станцией и убедившись, что Челкар находится под контролем красных, произвёл посадку. Там же Буоб дал указания о подготовке аэродрома для встречи самолётов из Советской России.
21 июля 1919 г. самолёт вылетел обратно в Оренбург. Вместе с лётчиком полетел заведующий политическим отделом Туркестанского фронта военный моряк Алексей Александрович Арсеньев, командированный от революционного военного совета Северо-Восточного фронта. Арсеньев был направлен в Реввоенсовет Восточного фронта для доклада о положении всех красных фронтов Туркестана и его (Ревоенсовета Восточного фронта) планов и задач по соединению с Туркестаном, выяснении линии фронта перед Актюбинском, получения указаний от командующего Восточного фронта. Также военмор вёз в Ревовенсовет Восточного фронта секретные сведения. По данным Ревоенсовета Северо-Восточного фронта, линия Туркестанского фронта перед Актюбинском протянулась от станции Солёной до Перовска, обращенной фронтом на Северо-Восток. По сведениям контрразведки Северо-Восточного фронта, противник численностью более 5000 казаков и алаш-ординарцев, продвигался главным образом про 3-м направлениям:
- от станции Эмба на Иргиз;
- от Иргиза на Кара-Чекат (возможно Kara-Chok);
- от Иргиза на Казалинск.
По мнению Ревовоенсовета Северо-Восточного фронта, такое продвижение противника имело своей целью:
«...держать отрезанным продолжительное время Туркестан от центра, чтобы центр не снабдил нас техникой, отсутствием которой нашими Красными войсками Туркестана не дает возможности из Семиречия наступать в тыл Колчаку. Состояние Семиреченского фронта твердое; оно имеет соприкосновение в конечных своих пунктах с Семипалатинском и Барнаулом».В состав Северо-Восточного фронта входили:
- 1-й Оренбургский пехотный полк;
- 1-й Коммунистический пехотный полк;
- 1-й пехотный Северный Долбушинский полк;
- 1-й Кавалерийский полк;
- 1-й Артиллерийский дивизион,
Всего 3500 штыков, 500 сабель при 20-ти орудиях и 20-ти пулеметах. Также у красных имелось 2000 пудов бензина 1-го сорта.
Итак, 21 июля Буоб и Арсеньев вылетели со станции Челкар. До Актюбинска самолёт шел хорошо. Над станцией Эмба (ныне Жем) комиссар и лётчик сбросили часть агитационной литературы «Клич к казакам всех войск и вражеской армии», планируя сбросить оставшуюся часть между Илецком (ныне Соль-Илецк) и Оренбургом.
В тот же день мастеровые депо Актюбинска видели аэроплан, пролетевший над городом со стороны станции Челкар. Самолёт был обстрелян казаками, но задет не был. Из показаний рабочих:
«Состояние погоды было ветреное, после полета спустя полчаса поднялась сильная буря. На другой день было уже известно, что аэроплан спустился над Илецком с летчиком и Комиссаром. Наше предположение было, что аэроплан заставила спуститься буря, бурей даже повалило телеграфную линию».Из рапорта красвоенлёта Буоб:
«Пройдя за Актюбинск несколько верст я заметил, что скорость самолета значительно уменьшилась вследствие ветра, а затем передо мной появилась черная дождевая туча. Я пытался ее обойти, но это было тщетно, началась сильная болтанка, через несколько минут я очутился под проливным дождем. Следить за направлением самолета не было никакой физической возможности, так как в лицо ударяли капли дождя, причиняя жестокую боль. Выйдя из одной тучи я очутился в новой дождевой струе заливавшей самолет, выйдя наконец из последней я отыскал полотно железной дороги, которое служило единственной ориентировкой и направился опять на Оренбург. Вдали виднелась грозовая туча закрывавшая почти весь горизонт, между тем полет продолжался более 4 часов, поэтому видневшийся впереди город принял за Оренбург. Бензин постепенно иссякал, наконец пришлось переключить мотор на верхний бак, но через 20 минут и этот бензин закончился. Осталось только планировать. Порывистый ветер заставлял угол планирования увеличивать и таким образом покрыть самое незначительное расстояние».
Атаман станции Угольная 1-го округа области войск Оренбургского Иван Васильевич Каспиров в акте от 21 июня 1919 г. указал, что аэроплан снизился в районе дач.
Буоб и Арсеньев были уверены, что произвели посадку на своей территории, но встретившиеся им через полверсты крестьяне объяснили, что они под Илецком у белых. Лётчик и комиссар бросились обратно к самолёту, однако, казаки, уже прискакавшие к месту вынужденный посадки, окружили их и взяли в плен.
Первый допрос был произведён комендантом города Илецка, которого больше интересовали личности пленённых и причина посадки самолёта. Физического насилия над пленными не было, лишь зубоскалили казаки: «этих комиссарчиков подержать бы у нас хотя-бы с недельку».
Из Илецка Арсеньева и Буоба препроводили в штаб корпуса в станицу Верхне-Озёрную. По этапам не кормили, но крестьяне сочувственно давали пленным хлеб и молоко.
Из рапорта красвоенлёта Буоба:
«Ночевали в карцерах и сараях, полных грязи и всякого рода насекомых. Когда нас привели и штабу корпуса, то начались всякие расспросы и пускались по нашему адресу всякие гнусные слова, а затем нас препроводили в карцер где продержали 5 дней, пока окончили вопросы в разведке и контр-разведке. Допросы проводились каждого из нас по отдельности, но в контр-разведке более свирепо, чем в штабе корпуса, интересовались главным образом положением Оренбурга. О гражданской жизни я отделался несколькими общими положениями, о состоянии боевой заявил, что не имею, имея лишь задание связи Советской России с Туркестаном. Из штаба корпуса нам вдвоем сопровождали казаки с шашками наголо. Отойдя от Верхне-Озерной верст на 30-ть комендант этапа заявил охранявшими нас башкирами, следите за ними хорошо, это комиссары Совдепии».
Белогвардейский лётчик полковник Самойлов объяснил Буобу, что по их поводу держится связь с Колчаком и есть предложение переправить пленённых в Омск к верховному правительству. Арсеньев и Буоб обрадовались, так как надеялись во время продолжительной дороги сбежать, но их отправили по железной дороге в Орск. В секретном донесении начальнику Орского военно-контрольного отделения, начальника контрразведывательного отделения штаба Южной армии отмечал, что:
«Со своей стороны добавлю, что по разбору этих документов видно, Арсеньев и летчик Буоб являются ревностными служаками у большевиков. Кроме того даже в своих письмах Арсеньев сам лично пишет своим родственникам, что он работал у большевиков с большим рвением.
Основываясь на всех документах нахожу, что оба этих лица являются государственными преступниками, которые кроме строгого над ними суда ничего не заслуживают…».
К донесению были приложены вещи и документы, отобранные у красных, в том числе пятьдесят писем (с ремаркой начальника контрразведки «Заслуживают внимания») и фотокарточка Ядвиги Ивановны Шипелевич (скорее всего, зазноба Буоба, красвоенмору Арсеньеву больше Катерина Матвеевна или Марфа Васильевна была бы по сердцу. Примечание автора). Интересно, что у Ивана Арнольдовича Буоба при себе были золотые дамские часы.
Не доезжая тридцати вёрст до Орска, пленных высадили и отправили пешком.
Из рапорта красвоенлёта Буоба:
«На другой день нас отправили в г.Орск по железной дороге, причем не доезжая 30-ти верст до города высадили и отправили пешком. Первоначально нас поместили со многими другими арестантами в общем помещении, но очень грязном с тифозными больными, которые были без всякой медицинской помощи, посуда для пищи была общая и для больных, и для здоровых. Может бы нас оставили в этом помещении более продолжительное время, но т.Арсеньев желая приобрести несколько денег на продовольствие продал свои брюки и сапоги – что как я узнал впоследствии, навело Начальство на разные мысли о бегстве и нас моментально перевели в Орскую уездную тюрьму. В этом заведении при плохой пище, строжайшем тюремном режиме [вряд ли уда]лось высидеть более 3-х недель. В 20-х числах августа меня и т.Арсеньева под усиленным конвоем повели на допрос в разведку штаба армии, где допрашивал каждого в отдельности капитан Мезинцев, а по специально Авиационному делу капитан военный летчик Дуклау, капитан Мезинцев обливал меня с головы до ног за службу Советской власти, заявил что Вас всех следует стереть с лица земли, никому из вас нет оправдания. В контрразведке допрос шел спокойнее, но настоятельнее, причем показание приказано без всяких разговоров подписать. Смутило меня то обстоятельство, что прочесть моего показания мне не дали, но писалось оно в моем присутствии. Показания давались мною ни в коем случае не представляющие собой особой важности. Допросив нас обоих, контрразведка отослала обратно в тюрьму. На другой день мне передали, но нас хотят приговорить к расстрелу. В ужасе я ждал какого-то чуда, так как из этой тюрьмы бежать не представлялось возможным и вот подтвердился слух, что нас погонят из Орска в Актюбинск, ввиду стремительного наступления красных. Конвоировали нас башкиры, отличавшиеся особой жестокостью. В одной из деревень нас заперли в помещении в котором нельзя было повернуться и окна и двери были плотно закрыты и через несколько часов образовался настолько спертый воздух, что нечем было дышать, арестованные раздевались донага, ни один, конечно, не смел заикнуться конвоирам, которые в таких случаях знали только одно выражение: посажу на штык. В это время один из часовых вздремнув роняет винтовку, другие отдыхавшие вообразили что бегут арестованные, подхватили винтовку и открыли стрельбу, причем два выстрела были даны из нашего помещения. Прибежал комендант, выяснил создавшееся недоразумение, но одновременно соблаговолил выслушать и арестованных, а затем нас разместили в более обширное помещение. Стрельба открывалась также и других местах. Бежать за эту дорогу я не имел никакой возможности, так как ноги у меня после перваго перехода в 40 верст все были в наливных мозолях, а дальше пришлось идти без сапог и таким образом по каменистой почве искалечить ноги до крови. В Актюбинской тюрьме нам дали дня четыре передышки, а затем объявили о дальнейшем переотправлении. Тогда я сговорился с сидевшим вместе со мной киргизом в первую же ночь перехода бежать во что бы ни стало, так как первый ночной привал может быть только в степи вследствие отсутствия населенных местностей. 2 августа [вероятно описка, 2 сентября 1919 г, дата не соответствует более раннему повествованию «В 20-х числах августа меня и т.Арсеньева под усиленным конвоем повели на допрос…»] рано утром нас вывели из тюрьмы по направлению к Джуруну. По дороге двигались различные обозы, сопровождаемые казаками. В 20-ти верстах за Актюбинском был сделан первый привал, и с киргизом воспользовался облаками пыли от проходящих рядом обозов, перебежал через полотно железной дороги и бросился бежать в степь. В степи мы легли боясь быть обнаруженными неприятельскими разъездами, но спустя несколько часов была слышна пулеметная и ружейная стрельба приближавшаяся все ближе и ближе, и вот наконец мы очутившись в нашей казачьей конной цепи, вернулись в Актюбинск».
Арсеньев в Орске заболел сыпным тифом и был там оставлен белыми. Согласно открытым источникам, заведующий политическим отделом Туркестанского фронта красный военный моряк Алексей Александрович Арсеньев был расстрелян.
Авиационное звено особого назначения прибыло в Оренбург 31 августа 1919 г.
22 октября 1919 г. командующий фронтом приказал 11-й разведывательный авиаотряд в оперативном отношении временно для выполнения текущих задач подчинить начальнику авиазвена особого назначения Рутковскому.
В 1920 г. красный военный лётчик Иван Адольфович Буоб за свой побег из колчаковского плена приказом РВСР был награждён орденом Красного Знамени.
Затем он служил помощником начальника штаба Красного воздушного флота действующей Красной армии и флота Сергеева, в 1921 г. помощником начальника Воздухфлота Республики. В 1930 г. Иван Адольфович Буоб погиб в авиакатастрофе.
- https://vk.com/wall-17191997_178233?ysclid=lejtkvj2vn439478827&z=photo-17191997_457282343%2Fwall-17191997_178233
С 23-я января 1918 года на общем собрании личного состава 12-го армейского авиаотряда было решено авиаотряд переименовать во 2-й авиаотряд при 1-м корпусе РККА. А с 30 апреля 1918 года, в связи с расформированием 1-го корпуса РККА, авиотряд снова называется 12-м ААО либо 2-м АО